Кто сильнее?
В горах Дагестана, когда мальчику исполнялось 15 лет, считалось, что он уже возмужал. Рассказывают, что 15-летие сына Шамиля Гази-Магомеда в селении отметили ружейными выстрелами, сос-тязанием в силе, ловкости, проведением скачек. Вечером, когда гости разошлись, Шамиль впервые решил побеседовать с повзрослевшим сыном. Он усадил его рядом с собой и, положив руку на плечо, спросил: "Тебе уже 15 лет, ты мужчина. Как ты думаешь, кто из нас сильнее?"
Гази-Магомед тут же, не задумываясь, сказал: "Разу-меется, я сильнее".
Шамиль был раздосадован самоуверенным ответом юноши, так как это не соответствовало сложившимся среди горцев этикету. Он попытался внушить сыну, что тот еще молод, что у него нет жизненного и воинского опыта. Но юноша был непреклонен и на повторный вопрос отца вновь заявил, что он сильнее его.
Расстроенный Шамиль, почувствовав некоторую от-чужденность, убрал руку с плеча сына и высказал ему свою обиду. На этот раз Гази-Магомед сказал: "Отец, я был сильнее тебя, пока твоя рука лежала на моем плече, а как только ты убрал ее, я стал и слабым, и беспомощным".
Наказание матери
После тяжелого поражения под Ахульго в горах был объявлен год траура. Под страхом смертной казни Шамиль запретил в имамате всякие увеселения. Свадьбы, праздники, обряды проводились без песен и танцев. Законы всюду преследовали ослушников шариатских постановлений. Мать Шамиля, женщина прямого и смелого нрава, сочувствовала не меньше сына горю людей.
Как-то она зашла к живущей на окраине села односельчанке, у которой родился внук. Женщины на радостях, забыв о запрете, стали петь колыбельные песни, убаюкивая ребенка. Проходящие мимо женщины тут же сообщили об этом мюридам Шамиля. Те немедленно прибыли к этому дому с угрозами и бранью. Но узнав, что в доме находится мать Шамиля, сообщили ему самому о случившемся. Шамиль приказал пригласить мать на шариатский суд. На суде был вынесен приговор - наказать мать Шамиля 25-ю палочными ударами. Судьи и исполнители воли шариатского суда - нукеры были в нерешительности. Шамиль сказал: "За нарушение установлений шариата полагается наказание, и от него в имамате не освобождается никто. Я как сын принимаю на себя наказание, вынесенное моей матери".
Он оголил спину и лег под удары кнута. Но нукер не хотел его бить. Когда Шамиль приказал ему, он стал слегка бить имама, зная, что тот еще не оправился после раны, полученной под Ахульго. Тогда Шамиль вскочил, отобрал кнут у нукера и, несколько раз сильно ударив его, сказал: "Бить надо вот так".
Обозленный нукер нанес имаму все полагающиеся удары со всей силой. Шамиль с трудом - встал и потом три дня не мог подняться с постели. Но долг имама и долг сына он выполнил.
Особый указ
Во время Шамиля уважительно относились к женщинам, к их правам. Наряду с указами об охране и укреплении имамата Шамиль уделял особое внимание вопросам о положении горянки в семье. В те времена для того, чтобы поддержать женщин при разводе, требовалось определенная смелость.
Имам не раз убеждался, что горцы часто легко, без серьезной на то причины разрушали семьи. Например, среди более 400 семей гимринцев около 200 разводилось после сбора винограда, когда давали вино. Захмелевшие от вина горцы шутя могли дать развод своим женам. Стоило им при свидетелях сказать троекратно традиционную фразу "Развожусь с тобой" - и жена тут же покидала дом мужа. Часто при разводе женам не доставалось ничего из их общего состояния. При этом немалую роль играли лжесвидетели, дававшие показания в пользу мужей.
Женщины, обделенные при разводе, не раз писали жалобы Шамилю. Учитывая все это, имам издал особый указ о разводе. Согласно ему, жены, покидавшие дом мужа, могли по своему желанию взять из общего имущества то, что хотели. А в сел. Гимры Шамиль запретил давить вино, чтобы мужчины спьяна не разрушали семьи.
Месть горянки
Один из наибов Шамиля, несправедливо обвинив жителя Цунтинского района в связи с русскими, повелел его убить... Цунтинец так искренне клялся в своей невинности, что мюрид, который должен был его казнить, заколебался и не убил его. Когда наиб узнал, что мюрид не выполнил его поручения, он в гневе отрубил ему голову саблей.
У убитого мюрида была очень преданная и любящая жена. Узнав о казни мужа наибом Шамиля, она распространила слух, что ей очень тяжело жилось с мужем, он издевался над ней, и она с радостью вышла бы замуж за его убийцу. Весть эта дошла и до наиба, который был вдовцом. Ему понравилась жена мюрида, и он женился на ней.
В первую же брачную ночь бывшая жена мюрида сильно напоила наиба, и когда он, опьянев, заснул, вытащила из ножен его кинжал шириной в ладонь и вонзила в сердце убийцы мужа.
На рассвете пошла она к Шамилю и призналась ему во всем. Рассказала ему о безвинно убитом муже. Шамиль простил женщину, затем после глубоких раздумий сказал: "Если среди моих верных людей происходит подобное, значит мой дом объят пламенем" (т. е рушится то, что создавал имам).
Ответ императору
После пленения Шамиля повезли в Петербург. Им-ператор пожелал побеседовать с легендарным имамом. Он спросил у него:
- Почетный имам, поведай мне, как ты со своей крошечной страной, напоминающей семя льна, положенное в ку-лак, по сравнению с Россией, мог бороться с великой империей в течение 25 лет?
На это Шамиль ответил:
- Я всегда спал на пуховой постели, всегда ел только мед и масло, через каждый месяц брал новую невесту, ездил только на коне с одеялом.
Удивленный император поинтересовался у него, как это он на войне мог позволить себе подобную роскошь, не доступную даже императору России. В ответ Шамиль пояснил сказанное:
- Я всегда ложился спать смертельно усталый, поэтому, хотя и спал на земле, положив под голову камень, мне казалось, что лежу на пуховой постели; я ел, только сильно проголодавшись, и тогда любая пища казалось мне медом; только соскучившись, шел я в комнату жены, и она каждый раз казалась мне невестой; только очень усталый, измученный садился я на коня, и любое седло казалось мне мягким, покрытым одеялом сидением.
Император, восхищенный мудростью Шамиля, изъявил желание выполнить любую его просьбу. Имам попросил его, чтобы ему разрешили поехать на поклонение святым местам в Аравию. Там, в Медине, он обрел вечный покой.